Октавиус - Страница 102

102

– Вызывали, сэр? – спросил он не своим, хриплым, глухим голосом. Доктор заболел уже несколько дней как, но продолжал упорно заботиться о своих подопечных и, казалось, твердо внушил себе, что не имеет права слечь сам.

– Да, – ответил Ситтон. – Ингер, мы вынуждены покинуть корабль.

– На борту около семи человек, которые уже не смогут идти сами, – сегодня с утра слег конопатчик. Это не считая леди Блейк и Дэниса О’Нилла, – сказал доктор. – Что нам делать?

– Возьмем их с собой, – ответил Ситтон. – Положим в шлюпки, и более здоровые будут тянуть их по льду на волокушах, пока мы не встретим свободную воду.

Доктор на секунду задумался, и тени складками легли на его и без того исхудавшее лицо. Картина, нарисованная самыми мрачными красками, была понятна ему и без лишних слов.

– По крайней мере, мы не поддадимся малодушию, как бы ни было безнадежно их положение, – ответил он. – Дай Господь всем нам сил преодолеть это…

– Готовьте больных, – ответил Ситтон, и я краем глаза увидел, как на лице Метью промелькнуло выражение злобной досады. В критической ситуации этот эгоист до мозга костей начинал жить волчьими законами, и я готов был поручиться, что он, не колеблясь, бросил бы нас всех, если бы только ему одному выпал шанс спастись.

В кубрике было темно, лишь еле теплился огонь в печке, неясно освещая очертания висящих гамаков и лежащих в них в полной одежде, покрытых одеялами и какими-то тряпками людей. Там стоял удушливый запах какой-то сырой гнили и немытых человеческих тел, настолько плотный, что, казалось, его можно было резать ножами. При виде капитана лежащие в гамаках разом приподнялись – пятнадцать пар острых глаз внимательно смотрели на нас из полутьмы. Я видел бледные, с заострившимися чертами лица, глядящие на нас из провалов капюшонов, костлявые кисти рук, держащиеся за края гамаков, впалые глазницы – казалось, что мы находимся в преисподней, среди обреченных на вечное мучение душ.

– Ребята, – по-простому обратился к ним Ситтон. – У нас почти не осталось продовольствия, и мы не сможем зазимовать здесь. Я пришел вам сказать, что мы вынуждены покинуть корабль.

Ситтон поставил на стол посреди кубрика последний масляный фонарь, зажигаемый уже только в самых крайних случаях, и расстелил карту. Мгновенно практически все вскочили из своих гамаков и сгрудились вокруг стола, уставившись на нас.

– Мы находимся здесь, – Ситтон показал пальцем на отмеченную точку. – Это 72 градуса северной широты и 146 градусов восточной долготы. По всей вероятности, льды продолжают дрейфовать и нас потихоньку сносит на запад. Мы находимся в двухстах пятидесяти милях от побережья Аляски, до которого я планирую добраться по льду, прежде чем суточная температура опустится здесь до минус пятидесяти. Мы возьмем с собой шлюпки на тот случай, если встретим открытую воду. В них разместятся все те, кто ослаб и не может идти…

Он замолчал, пристально вглядываясь в окружающие лица. На удивление, никакой реакции не последовало, только Обсон сказал:

– Это вполне хорошая идея. И я думаю, что она и в самом деле осуществима. Только, право, мертвецов нужно оставить здесь…

– Если в человеке пусть даже и еле теплится жизнь, то он не мертвец, – ответил Ситтон, и, к моему неимоверному удивлению, никаких возражений на эти слова не последовало.

– Гоббс, – сказал Ситтон. – Приступайте к изготовлению двух волокуш и поставьте на них шлюпки. Возьмите себе в помощники всех, кого посчитаете нужным, и можете расходовать любой материал. Корабль все равно обречен. Сколько времени вам на это понадобится?

– Если учесть, что придется ломать часть рангоута, то к завтрашнему полудню шлюпки уже должны стоять на полозьях, – ответил Гоббс. – Да, сэр. Где-то так, если не возникнет никаких осложнений. Хотя вряд ли, сэр, они смогут у нас возникнуть.

– В таком случае приступайте немедленно, – сказал Ситтон.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Гоббс и, козырнув и повернувшись к команде, произнес: – Баллори, Поттс, Стьюдент и Робинсон, пойдете со мной. Возьмите топоры, ломы и крючья.

– Отлично, – сказал Ситтон. – Гоббс, вы остаетесь за старшего. Доложите лично мне, как только закончите работу…

– Слушаюсь, сэр, ответил Обсон. – Все мы были неимоверно удивлены такой совершенно лишенной эмоций краткостью.

В полном молчании мы поднялись в мою каюту.

– Не нравится мне это спокойствие, – сказал Метью. – Чересчур покорны все стали, не находите?

Сверху раздался грохот ударов и треск отдираемых досок, сопровождаемый глухой руганью и криками Обсона. Доски и бревна падали вниз на ослепительно сверкавший под солнцем снег, где Гоббс с двумя помощниками стучал топорами, подгоняя их одна к другой.

Мы все втроем присоединились к работе. Я помогал ломом выворачивать из палубы доски, указанные Гоббсом, и не испытывал при этом никаких эмоций по отношению к своему кораблю, который и вправду уже стал частью меня самого. Дело было даже не в страховке – мне просто хотелось жить и спасти жену и брата от лютого холода, который вскоре воцарится тут.

К концу дня обе шлюпки уже стояли на волокушах и в них были сложены необходимые вещи. Команда работала с неимоверным рвением, и нигде не проскользнуло даже нотки недовольства. Всем хотелось поскорее выбраться из этого ледяного плена, и все понимали, что только сообща можно будет сделать это. Как только на последней шлюпке сверху был натянут брезент, чтобы ее не занесло снегом, к нам подошел Гоббс.

– Все готово, сэр, – сказал он, утирая лицо своей зюйдвесткой. – Однако ночью будет буря, так что команда хочет переночевать на «Октавиусе», чтобы рано утром идти в путь.

102