Было около четырех часов вечера, когда с берега вернулась первая шлюпка «Октавиуса». Я был в это время в ахтерпике судна и, услышав наверху какой-то шум, немедленно вышел в коридор.
Навстречу мне, освещенные мертвенным светом масляных светильников, шли Ситтон, его помощник Метью и штурман Берроу. Судя по всему, они были в самом веселом расположении духа и оживленно переговаривались, по всей вероятности, обсуждая какой-то дневной случай.
Увидев меня, они разом остановились и почти хором поздоровались со мной. Я кивнул, после чего они прошли дальше, очевидно, направляясь в кают-компанию и продолжая оживленно говорить на ходу.
– …ненормальная она была все-таки какая-то, – донесся до меня обрывок фразы, произносимой Берроу. – Но танцевала – дай боже как! Жалко ведь, как ни говори…
– Черт этих узкоглазых только разберет, – ответил Метью, – что там у них на уме…
Дверь кают-компании захлопнулась, скрыв от меня конец его реплики. Что-то нехорошее так и кольнуло меня при этих словах – я уже поспешил следом за ними, когда двери кают-компании открылись и оттуда вышел Ситтон.
– Джон, – направился я к нему. – Подождите секунду.
– Да, сэр, – обернулся он. – Слушаю вас!
– Я случайно подслушал вашу беседу. Берроу говорил про какую-то женщину – быстро сказал я. – Кого он имел в виду? Вы знаете, про кого он говорил?
– Ах да, это китайская танцовщица из таверны «Летучая рыба», – ответил Ситтон. – Мы часто ходили туда на ее выступления. Кажется, ее звали Мулан или еще как-то, я плохо разбираюсь в этих китайских именах. Она была такая… Маленького роста и совсем молодая…
– Я знаю ее, – нетерпеливо перебил я капитана. – Что с ней?
– Этой ночью она погибла, сэр. Сошла с ума и выбросилась из окошка второго этажа прямо на мостовую, – сказал Ситтон, разведя руками. – Никто не знает, почему она сделала это. Сам хозяин «Летучей рыбы» ничего не может сказать – все просто были в шоке. Мы сегодня пришли туда…
Я пробормотал что-то вроде «спасибо» и медленно пошел в свою каюту. Резко захлопнув за собой дверь, сел за стол и обхватил голову руками. Неимоверное облегчение хлынуло ко мне в душу, будто я, поднимаясь в гору, мгновенно сбросил с себя чудовищную ношу.
Развязка наступила неожиданно и безболезненно для меня. Хотя Мулан все равно не смогла бы отомстить мне, однако само ее присутствие, пусть даже и на недосягаемом до меня расстоянии, по сей день причиняло мне постоянное беспокойство. Теперь все кончилось – слава богу! Я встал, медленно налил в стакан из стоящего на столе графина джина и глянул в висящее на стене небольшое зеркало. Посмотрев на свое отражение, я улыбнулся – и тут же почувствовал подкатившую к горлу дурноту. Так и не выпив, я с размаху швырнул стакан в угол каюты и, пинком распахнув дверь, вылетел в коридор.
– Шлюпку, негодяи! – заорал я, топоча по трапу, и, оттолкнув с люка что-то ремонтировавшего корабельного плотника Гоббса, выскочил на палубу. – Быстро на берег!
В несколько прыжков я слетел в пришвартованную у трапа шлюпку, следом за мной один за другим сверху спустились сменившиеся вахтенные, вместе с Берроу, севшим за руль.
– Отдать концы! – рявкнул он. – Весла на воду! Навались! Р-раз! Два!
Выскочив на берег, я коротко приказал ждать меня и чуть ли не за узду схватил лошадь проезжавшего мимо извозчика:
– К «Летучей Рыбе»!
И проворно вскочил внутрь на ходу…
Выскочив из двуколки, я бросил извозчику шиллинг и кинулся к дверям бара. Оба привратника-негра находились на своем посту по обе стороны дверей, лениво прислонившись к стенам, и о чем-то неторопливо беседовали. Пройдя мимо них, я даже не взглянул в их сторону и схватился за массивную медную ручку. Они моментально прервали разговор и недружелюбно посмотрели на меня, после чего недоуменно переглянулись.
– Сэр, мы закрыты! – бросился ко мне один из них.
– Пошли прочь, черномазые дьяволы! – крикнул я, ударив его по рукам, и оттолкнул второго, перегородившего было мне путь. – Ну?! – крикнул я, глядя, как они хотели уже напасть на меня с двух сторон. – Попробуйте только, черт вас подери, свиньи проклятые!
Они отпрянули прочь и с каким-то страхом уставились на меня. Я грубо толкнул тяжеленные створки дверей и крупными шагами рванул по зале к лестнице наверх. Положение мое теперь было уже таким, что я не боялся здесь больше никого.
– Здравствуйте, сэр… – вытаращился на меня давешний слуга, выставлявший у стойки тарелки в сервант.
– Где Галлахер?! – прорычал я ему прямо в лицо.
– Наверху, но он пьян, сэр, с самого утра, и к нему лучше…
Не дослушав, я затопал вверх по лестнице и через секунду уже застыл на пороге комнаты Мулан. Дверь в нее была распахнута настежь, комната опустела. Кроме массивного шкафа, стола и пары стульев, ничего уже не напоминало о ее прежней обитательнице: по всей видимости, все ее вещи уже вывезли в неизвестном направлении. Развернувшись, я направился к комнате Галлахера и пинком, без стука, распахнул его дверь.
Галлахер, голый до пояса, развалившись в заляпанном, потерявшем первоначальные форму и цвет кресле, зажав в зубах погасшую трубку, старательно целился из пистолета в стоящего на камине фарфорового китайского императора – того самого, что совсем недавно украшал комнату Мулан. Как только я вошел, прогремел выстрел и голова владыки разлетелась вдребезги. В камине тлели остатки шелковых вееров китаянки, наполняя и без того затхлую комнату отвратительным горелым запахом.
Закинув голову, Галлахер захохотал. Он увидел меня и замахал разряженным пистолетом: