Октавиус - Страница 59

Но совершенно противоположного мнения был Метью. С Ситтоном он ходил меньше года, однако за плечами имел колоссальный опыт ледовых походов, так как в свое время сам был капитаном китобойного судна и почти постоянно ходил от берегов Канады именно в эти места. В существовании самого прохода он даже не сомневался, так как судил об этом не только по карте течений, но и по миграции китовых, а также некоторых видов морских животных и рыб. Однако твердо был уверен, что только сумасшедшие могут надеяться пройти это «проклятое всеми богами место». Их корабль затерло и раздавило льдами в заливе Дейвиса, и только по счастливому стечению обстоятельств большинству команды, как и ему, удалось вернуться на родину. Поэтому он прямо сказал, что его трижды никчемная жизнь представляет особую ценность для него самого, а потому он туда носа больше не сунет, что посоветовал делать и нам.

Мы не менее десяти раз собирались на обсуждения этого вопроса за время плавания к Кейптауну и до сих пор не могли найти общего решения. Метью был категоричен в своем убеждении, Ситтон и Берроу явно разделяли мое мнение, но прийти к общему знаменателю мы почему-то так и не смогли. Возникающие по ходу дела вопросы в итоге находили решение, но практически сразу же порождали другие, на которые также нужно было искать ответы. Ситтон уверял, что шхуна вполне пригодна для совершения этого плавания и сможет принять на борт все необходимые запасы и снаряжение. «Октавиус» имел специальную усиленную обшивку, предназначенную для хождения во льдах: металлический киль и форштевень, дублированные дубовые шпангоуты, способные выдерживать сильное давление, а также особые обводы, отличающие его от большинства других шхун этого класса. Эти особенности конструкции Ситтон показывал на чертежах самого «Октавиуса», утверждая, что прежний хозяин, Адамс, специально заказал на Беркенхендских верфях шхуну, предназначенную именно для хождения во льдах. Адамс занимался торговлей с Россией, поэтому, работая у него, Ситтон несколько раз ходил именно на Чукотку, и кому, как не ему, лучше всего было знать качества этого судна в полярных условиях. Берроу просчитал, что если мы не будем надолго останавливаться в Китае, то сумеем как раз подойти к проходу в самое благоприятное время для его форсирования. Однако Метью и в этот раз был настроен категорично.

– Сэр, – сказал он мне со сдержанной вежливостью. – Вы отправляетесь не на увеселительную прогулку, а в полярные моря, где господствуют низкие температуры и любой, даже незначительный просчет может стоить жизни вам и вашему кораблю. И вы должны понимать это лучше всех, особенно если учесть ваш личный мореходный опыт, который, простите за прямоту, сэр, равен абсолютному нулю. К тому же команда разбежится кто куда, когда узнает о вашем решении, где вы тогда найдете людей, имеющих необходимый опыт.

– Метью, – спокойно ответил я ему, – я хорошо заплачу каждому участнику этого похода и уверен, что когда я обозначу сумму, то желающих сойти на берег будет крайне мало. Вы представляете, какая слава ждет нас потом, когда мы нанесем на карту этот проход и представим ее в Британское Адмиралтейство. Да вы будете купаться в деньгах всю свою оставшуюся жизнь!

– Не занимайтесь ерундой! – в сердцах сказал Метью, пыхнув трубкой. – Если вы задумали покорять арктические воды, то снарядите для этого специальную экспедицию, а не тащитесь туда с бухты-барахты на малоподготовленном для этой цели корабле, да к тому же еще и с полным трюмом товара. Для этого нам нужно вернуться обратно в Англию, и причем по обычному пути, как пришли сюда. Да, это будет чуть ли не в два раза дольше – зато надежнее. А там уже можно снарядиться как следует, и еще лучше будет, если вы прихватите с собой пару ученых голов с Кембриджа…

– Мы же не собираемся, черт, возьми, досконально исследовать эти места! – сказал Берроу. – Мы всего лишь должны проскочить по проходу с максимально возможной скоростью, к тому же в самые сжатые временные рамки. На карте мы только по мере возможности обозначим неизведанные ранее острова, если таковые, конечно, попадутся нам на пути…

– А соваться туда наобум – все равно что самому лезть в собой же связанную петлю! – Метью ожесточенно махнул в воздухе рукой. – Сколько судов погибло в том проклятом лабиринте – одному господу богу известно только…

Он сердито выбил золу из трубки в пепельницу и налил себе рому.

– Сэр, – сказал он, поднимая стакан, – за ваше благоразумие!

На том наше собрание и завершилось, причем, как всегда, непринятием никакого определенного решения. Несмотря на все возражения и аргументы, выдвигаемые Метью, Ситтон и Берроу не имели ничего против моего плана – но на том все и заканчивалось. Оба они горячо соглашались со мной, но при этом не проявляли и десятой доли нужной решительности. А для этого дела нужна была только сплоченность команды, подкрепленная неимоверной верой в успех нашего предприятия – тут явно нужен был некий стимул посильнее, чем все мои убеждения.

Метью и Берроу вышли, в каюте остались только я и Ситтон.

– Чертовы прохиндеи! – со злобой в голосе сказал Джон (так он всегда величал голландцев). – Только увидев, что мы англичане, содрали с нас за провиант втридорога! Воистину, сэр, эта вода, что сейчас в наших бочках, золотая!

С этими словами он бросил ко мне на стол товарные накладные:

– Вот, полюбуйтесь!

Я махнул рукой, даже не взглянув на них, и, подойдя к раскрытому кормовому окну, неподвижно уставился на постепенно исчезавшие в сгущающейся ночи далекие очертания стен форта Доброй Надежды. До нас донеслось далекое заунывное пение муэдзинов с минаретов окрестных мечетей, призывавшее правоверных к вечерней молитве. На всей набережной зажигались тысячи огней – жизнь клокотала тут и днем и ночью, и казалось, что этот город не спит никогда.