Мы с Элизабет с неподдельным интересом разглядывали это причудливое сооружение, в окнах и на палубе которого без конца мелькали десятки людей. Сверху бесшумно опустилась огромная лестница, покрытая красным ковром. По ней мы, следуя за чинно шагавшим хозяином, поднялись на борт, где нас уже ожидала целая орава облаченных в яркие национальные одежды слуг, склонившихся перед нами в церемониальном поклоне. Нас, чуть ли не подхватив под руки, повели вдоль палубы этого диковинного судна-дворца. Признаюсь, что на обед к китайцу я шел с большой неохотой в душе. Честно говоря, я с куда большим удовольствием отобедал бы из общего матросского котла на «Октавиусе», чем познакомил бы свой европейский желудок с особенностями китайской кухни, от жутких подробностей о которой либо бросало в дрожь, либо напрочь отпадал аппетит.
Сам я, по счастью, не был знаком с нею, однако впечатлений от рассказов тех, кто побывал на подобных обедах, получил множество. Самым безобидным из них был рассказ Ситтона: он, несколько лет назад будучи в этом же самом Гуанчжоу, рискнул заказать себе в одном из портовых заведений морской деликатес – каракатицу. Та, по его словам, была очень красиво сервирована, но жесткостью и вкусом напоминала вареную свиную кожу, а на следующий день ему казалось, что она ожила внутри него и шевелила своими щупальцами… Метью, которому также посчастливилось попасть в одно из похожих заведений, был более категоричен и подробен в деталях, рассказав, что мясные блюда у них совершенно пресные и безвкусные, зато овощные гарниры, подаваемые к ним, приправлены такими специями, что после этого у него «еще долго жгло задницу». Но самые жуткие вещи рассказывал боцман Обсон, в неимоверных красках размалевывая жареных тараканов и кузнечиков, живых змей, сырые обезьяньи мозги и прочую отвратительную мерзость, от одного представления которой тошнота подкатывала к горлу.
Однако отказаться от этого мероприятия было бы чрезвычайно невежливо и даже оскорбительно, так что пришлось, скрепя сердце, тащить себя туда просто за волосы. Элизабет и Дэнис уже вышли из гостевой и, сопровождаемые привратниками, направились к столовой. Слуги с поклонами распахнули перед нами золоченые ажурные двери, и мы вступили в большую столовую залу. Там уже были накрыты столы, возле которых стояли позолоченные кресла, посреди зала из круглой чаши бил вверх небольшой фонтан, от пестроты и чисто восточной роскоши рябило в глазах. За столами сидело уже довольно много народу, очевидно, сослуживцев или деловых партнеров Син Бен У – все они были китайцами и все были облачены в разноцветные национальные одежды. Напротив нас сидели его жена – девчушка моложе его чуть ли не вдвое – и два маленьких толстых мальчика лет восьми и десяти, его дети.
Бесшумно появившиеся слуги в черных одеяниях и повязках на головах перво-наперво поставили перед каждым присутствующим чашечку крепкого черного кофе. Аккуратно взяв ее в руки, я с неимоверным удивлением втянул в себя душистый, сладковатый аромат восточного напитка. Я никогда еще не пробовал такого восхитительного кофе, и все опасения насчет дальнейшего обеда отпали сразу же сами собой.
Следующим блюдом был суп – ароматный, но весьма пустой бульон с цельными крабовыми креветками и какой-то непонятной не то лапшой, не то необычайно мелко нарезанной капустой. Чашка была небольшой, осилил я ее быстро, и только успел отодвинуть, как передо мной возникло блюдо, называемое «Рыбный сундучок». Это был короткий, но весьма толстый стебель бамбука, лежавший, подобно бочке, на подставках. Сверху его прикрывала вырезанная крышка. Внутри оказались мелкие кусочки судака в восхитительном кисло-сладком соусе. На вкус блюдо было бесподобно, несмотря на маленькое неудобство: есть приходилось традиционными палочками и я с непривычки все никак не мог справиться с ними.
Это был рыбный стол, и только я успевал закончить одно блюдо, как передо мной тут же ставили другое, причем порции становились все больше, и вскоре я почувствовал, что едва могу повернуться. Но сам обед проходил в крайне непринужденной обстановке – все разговаривали между собой и смеялись.
Син Бен У болтал больше всех, в момент потеряв холодно-презрительный вид надутого чиновника, мы же втроем, не понимая по-китайски, сначала беседовали между собой, однако потом Син Бен У переключил внимание своих соотечественников лично на мою персону. По-видимому, он не без удовольствия рассказывал им о плодах нашего совместного предприятия, так как многие из присутствующих с одобрением и интересом начали смотреть на меня. Как я выяснил несколько позже, большинство из присутствующих гостей были мелкой шелухой, однако пятеро среди них занимали довольно высокие должности в Гуанчжоу. Знакомство с ними было мне весьма на руку – необходимые связи нужно было налаживать.
Элизабет сникла уже после первого блюда, но я мужественно вытерпел все до конца и теперь вполне мог утереть нос не только Обсону, но и любому гурману-краснобаю: знать надо, куда есть ходить! В перерыве перед сладким столом под общие просьбы Элизабет прошла к фисгармонии и сорвала целую бурю аплодисментов. Но завершающая обед чайная церемония прошла в полном молчании (чай мне совершенно не понравился ни запахом, ни вкусом, и я порадовался, что традиционные пиалы были, по меркам европейца, на один глоток). Сразу же после чаепития музыканты заиграли мелодичную, трогающую за душу китайскую музыку, рисующую в воображении то высоту заснеженных гор, то полные сочной зелени низины, то неторопливые русла рек. А вышедшая группа танцовщиц, словно воочию повторяя мотив, то плавно складывала веерами замысловатые фигуры, то, наоборот стремительно разбегалась в разные стороны, крутясь в стремительных па. Внезапно танцовщицы расступились – среди них стояла Мулан. Взмахнув своими веерами, она, точно так же как тогда в «Летучей рыбе», улыбнулась мне и, мерно покачиваясь, бесшумно поплыла на меня… Пиала, расплескав чай по скатерти, выпала у меня из рук, я вскочил на ноги, в ужасе глядя перед собой. Померещилось!