Октавиус - Страница 83

– Берроу засмеялся, скаля мелкие, но ровные зубы, ветер трепал его густые седые бакенбарды. – Похожее место есть в Канаде, но оно разительно отличается от этого. Вообще же, природа на Камчатке своеобразная, но могу сказать, что это красивое место, хоть и довольно дикое – русские относительно недавно начали осваивать его. Мы обогнем полуостров с восточной стороны и пойдем в Авачинскую губу, там есть Петропавловский острог, туда мы и пристанем. Однако сами понимаете, простоять там мы сможем не больше дня. Завтра мы в любом случае должны отплыть, через неделю начнется полярный день, и мы должны к этому времени уже идти по проходу, иначе риск становится все больше.

– Приготовиться к оверштагу! – крикнул Ситтон, и тотчас же со шканцев по ветру донеслись обрывистые звуки дудки Обсона, команда кинулась по местам. Оглушительно хлопнули паруса, застреляли снасти, весь корпус корабля заскрипел – и «Октавиус» начал сперва медленно, а потом все стремительнее разворачиваться на месте, а затем, вновь набирая скорость, двинулся к восточному побережью Камчатки. Я вновь спустился в каюту, где начал делать записи в своем дневнике, который катастрофически запустил чуть ли не с прибытия в Кейптаун, и, разморенный духотой, царившей, несмотря на приоткрытое кормовое окно, в жарко натопленной каюте, незаметно для себя задремал, откинувшись на спинку кресла. Проснулся я, оттого что в дверь каюты постучали.

– Сэр, вас вызывают на ют! – сказал с той стороны матрос по фамилии Баллори.

Я накинул плащ и в сопровождении Баллори поднялся наверх. Корабль шел уже в проливе, и прямо по курсу была отчетливо видна Петропавловская бухта. По берегам возвышались каменистые сопки, поросшие высокой травой, жестким кустарником и низкими, но довольно крепкими деревьями. У их подножья почти до самой воды шли поросшие желтовато-серым лишайником скалы, между которых желтели и краснели густые заросли каких-то неизвестных мне цветов. Устье мелкой и каменистой, но весьма бурной речки, петлявшей между сопок, спускалось к самому заливу. Из воды возле берегов то тут, то там торчали, подобно островам, высоченные вершины громадных камней. Некоторые из которых были почти с грот-мачту «Октавиуса».

Я только и успел подняться на ют, как в сени одной из сопок справа по носу судна блеснул огонек, и через секунду эхо пушечного выстрела гулко прокатилось над заливом.

– Казаки, сэр, – сказал Ситтон (в подзорную трубу я рассмотрел на обращенном к морю склоне сопки крышу наблюдательной вышки). – Требуют досмотра, иначе нас не подпустят к цитадели.

– Ответить на сигнал, – приказал я. – Принять на борт.

– Убрать брамселя! – крикнул Ситтон, и через минуту судно резко замедлило ход. С бака сухо кашлянул выстрел – Метью разрядил мушкет в воздух в направлении берега.

– Отдать якорь!

Судно с легким толчком остановилось.

– Якорь лег!

– Готовить трап! – Ситтон повернулся ко мне. – Отлично, сэр. Готовьте документы. Они дадут нам лоцмана, который поведет нас к крепости. Несомненно, что у них здесь затоплены срубы с камнями или стоит ряжевая преграда. К тому же камни в этих местах также имеют место быть.

Я взглянул на часы – была половина третьего дня – и неторопливо спустился в каюту.

– Одевайся, дорогая, – сказал я Элизабет. – К нам сейчас пожалуют господа таможенники. Настоящие русские казаки…

Была половина четвертого утра, когда я наконец погасил лампу, закончив подсчет. Начинало светать – все вокруг было словно в полусумраке, однако видимость была уже довольно четкая. В открытое окно каюты виднелся рыбацкий поселок коряков, словно зажатый между двумя высоченными сопками, состоящий из ряда деревянных, посеревших от солнца и мороза одноэтажных срубов весьма убогого вида, покрытых почерневшими крышами из дранок. Словно забор, сушились бурые бескрайние стены сетей – там добывали камчатского краба. Я уже успел купить целую бочку этого деликатеса, только что привезенного с промысла. И когда опрометчиво схватил одного из них, дабы рассмотреть, то только благодаря хорошей реакции остался с пальцем, который этот ракообразный едва не отхватил мне своей мощной клешней. Теперь именно его я и оценивал на вкус в сваренном виде, закусывая имбирное пиво. Семь бочек с ворванью, погруженные на корабль, отвратительно пахли тухлятиной и, к великому неудовольствию Элизабет, провоняли собой весь корабль…

Отложив перо, я вышел на палубу. «Октавиус» стоял на рейде под самыми стенами Петропавловского острога, темневшего на фоне светлого неба острыми крышами деревянных выносных башен. По серой холодной воде неслышно двигался вдали черный силуэт поморской ладьи, идущей под парусом к противоположному берегу. Было свежо, и редкие тени чаек с печальным криком скользили между мачт «Октавиуса». После того как я изъявил желание как следует помыться после долгого плавания, мне было предложено познакомиться с русской парной баней. На это предложение я с радостью согласился – как выяснилось, опрометчиво. Теперь, бесчеловечно пронизанный паром, от которого с первого раза у меня едва не лопнула голова, и вдоволь обработанный березовым веником, я чувствовал себя словно перемолотым в фарш и еле передвигал ноги от слабости во всем теле. А принятая после всего этого традиционная чарка водки окончательно выбила меня из колеи, и под общий смех я еле добрался до своего судна, чтобы рухнуть на койку и отходить до поздней ночи.

Утром мы должны были отправляться, и я решил хоть немного ознакомиться с природой этих мест. Заметив знакомую фигуру у правого борта, по всей вероятности, удившую рыбу, я двинулся к ней.