Октавиус - Страница 95

Обсон, козырнув, вышел. Было видно, что он сам очень доволен этим фактом. Разорение все равно было неизбежно для меня, и сейчас главным было вырваться из стремительно захлопывающейся ловушки, в которую угодил «Октавиус». Несмотря ни на что, у меня не было никакого желания окончить жизнь в этом унылом месте…

– Надо возвращаться немедленно, – произнес Берроу. – Это мой просчет, я признаю, что даже не думал о возвращении обратно. Мы упустили время, и теперь есть большая угроза быть затертыми льдами. Мы сумеем выбраться из зоны Канадского Арктического архипелага, сумеем даже выйти в Ледовитый океан, но к тому времени будет уже осень и туда подойдет большое скопление льда – то самое, которое в свое время не позволило пройти сюда Берингу. Температура уже днем не превышает + 32 °F. А ночью она опускается до + 14 °F, а к середине сентября, когда мы только-только сумеем выйти в океан, здесь будет уже 0 °F. У нас есть обратный курс, и это существенно сократит дорогу обратно, однако ледовая обстановка ухудшается у нас на глазах, и нет гарантий, что теперь за нами свободная вода…

Он весь посерел, мешки скопились под его глазами, ставшими тусклыми и безжизненными. Он, как никто другой, понимал всю угрозу сложившейся ситуации.

– В любом случае, – сказал Ситтон, – нам надо вырываться отсюда. Предлагаю держаться ближе к берегу Канады. В случае если придется оставить корабль, мы сможем добраться по суше до реки и совершить по ней сплав…

– Проделав несколько сотен миль на голодном пайке и при температуре в минус сорок, – вставил Метью.

– У берегов Канады в это время скапливается такое количество льда, что даже не всякая птица долетит с одного присеста до свободной воды. Мое предложение – продолжать идти по семидесятой параллели, и если дорогу нам перегородят льды, то взять на семьдесят пятую параллель примерно. Там будет виднее, но могу сказать, что в открытой части океана льдов значительно меньше, чем в прибрежной зоне, и у нас есть шанс проскочить через них, прежде чем они встанут там наглухо. Во всяком случае, пока мы на корабле, у нас больше шансов вернуться назад, чем тащиться черт знает куда посуху.

– Согласен, – ответил Ситтон. – Но в случае если нас затрет там, у нас уже не будет шанса покинуть корабль даже на шлюпках. До ближайшей береговой точки будет не менее двухсот с лишним миль. А надеяться, что вблизи окажется какое-то китобойное судно или эскимосское племя, будет равно…

– Вы надеетесь встретить эскимосов на побережье Канады? – насмешливо спросил Метью. – Я думаю, что в это время оно просто кишит ими. И скорее всего, нас там встретят волки и медведи, как раз им будет чем поживиться после того, как у нас кончатся запасы. А ведь я говорил вам в свое время, что брать провианта с собой нужно не меньше, чем на год…

Около часа мы спорили и под конец приняли решение идти до семьдесят пятой параллели. Сейчас же остро стояла проблема выбраться из этой глухой западни…

...

«6 августа 1762 года. В связи с тяжелой ледовой обстановкой и существенным понижением суточной температуры капитаном Джоном Ситтоном принято решение о повороте назад. Судно дошло до отметки 70 с. ш. и 98 в. д. Ветер северный, умеренный. Видимость средняя…»

– Итак, сегодня седьмое августа, – сказал я, поднимая бокал хереса. – Сегодня прошел ровно год с того дня, как мы с леди Элизабет Блейк соединили наши сердца, и для такого случая я приготовил своей жене скромный подарок…

В каюте за праздничным столом сидели Элизабет в восхитительном розовом платье китайского шелка, Дэнис в зеленом кафтане с белыми манжетами, Ситтон, Метью и Берроу при полном параде. На праздничном столе под колпаком, распространяя аппетитный аромат, дымилась жареная медвежатина, старательно приготовленная Эрни Литтлом – нашим новым коком.

Праздничный вечер, подобный этому, был теперь редким исключением, и ради него была открыта последняя бутылка хереса, которую я специально держал для такого случая. Кто бы мог подумать в день нашей свадьбы, что через год мы будем праздновать его среди бескрайних льдов, угрюмых скал и низких температур, за тысячи миль от ближайшего оплота цивилизации на борту судна, всеми силами пытающегося вырваться из ледяных тисков, все теснее смыкающихся с каждым днем.

Диадема, легкая, невесомая, заигравшая в свете свечей всеми своими узорчатыми гранями, произвела настоящий фурор. Даже Метью, приоткрыв рот, уставился на нее с неимоверным изумлением. Берроу только и смог вымолвить: «Вот это красота!», Ситтон улыбнулся, рассматривая украшение. Элизабет даже привстала и выдохнула:

– О, Ричард! Это мне?! Какая красота! Сколько же она стоила?!

– Какая разница, – ответил я и, подойдя к ней, собственноручно возложил диадему на ее роскошные рыжие волосы. Эффект был просто потрясающим – перед нами сидела настоящая императрица с властным и прекрасным лицом, при виде которой хотелось опуститься на колени…

Сразу после окончания ужина мы с Ситтоном спустились вниз в кладовую, куда нас просил зайти Эрни. Здесь было значительнее прохладней, чем в моей каюте, – все усиливавшийся холод Арктики проникал сюда сквозь обшивку, и кое-где на стенах уже лежала изморозь. Эрни встретил нас на пороге кладовой, держа в руках фонарь.

– Сэр, – сказал он, обращаясь прежде всего ко мне, – запасов провизии осталось на месяц. И это при самом лучшем раскладе…

Он посветил вовнутрь помещения.

– Лук с чесноком вышел практически весь. Сухарей осталось шесть мешков, солонины – всего одна бочка, и та уже початая. Медвежьей туши хватит нам дня на четыре. Еще осталось два ящика мороженой рыбы. Две бочки рому. Это все, что есть у нас. С хозяйственными кладовыми чуть получше. Угля хватит не более чем на три недели, пороха целых четыре бочонка, масла для ламп – десять пинт. Зимняя одежда и обувь – еще по паре на каждого. Такой расклад, сэр…